В том-то и дело! Хватит с нее загадок. Она не собирается посвящать жизнь разгадыванию загадок. Как он мог, как он только мог? Стоило ей представить себе эту сцену с чудо-блондинкой, гладящей Зика по щеке, прижимающейся к нему, к вящему его удовольствию, Пэтти краснела с головы до пяток.
Она вернулась к действительности, услышав, как тихо отодвигается защелка задней двери. И припомнила другие тихие, едва различимые звуки, отпечатавшиеся в памяти, пока она витала где-то далеко.
Неслышными шагами она подошла к окну столовой, откуда было хорошо видно заднее крыльцо. И не поверила своим глазам. Там стоял отец, потихоньку вынесший на бумажной тарелочке прямо в кусты еду Приблудному Коту. Он ждал, пока П.К. кончит есть, чтобы забрать тарелочку.
Когда отец вернулся на кухню, его уже поджидала Пэтти.
– Ай да папа, кто бы мог подумать? – шутливо упрекнула она. Отец поглядел на нее так, будто его застали, когда он прикарманивал деньги из церковной копилки.
– Не веди себя так, будто поймала меня с поличным за распространением героина. Кот умирал от голода. Он мог умереть прямо здесь.
Она покачала головой.
– А нам, своим детям, ты запрещал выносить ему даже объедки! Хочешь иметь кошку – корми ее. – Она рассмеялась и погладила его по щеке. – Значит, будем кормить П. К.
Пэтти достала бекон и яйца.
– А откуда ты подглядывала?
– Из гостиной. Мне не спалось.
– Что-то не так?
– Ничего.
– У Ингрид с ее мальчиком?
Пэтти отсчитала восемь ломтиков хлеба и поместила их на решетку тостера.
– Ингрид сама справится. Не дави.
– Не очень-то верится. Думаю, нам надо проявить твердость. Не нравится мне, что она всю ночь будет сидеть на пляже с этим парнем.
– Не переживай. В ее возрасте ей пора научиться самой принимать решения.
Он подал на стол тарелки, потом поставил чашки с блюдцами.
– Тогда в чем дело, Пэтти? Что тебя мучит?
С первых минут сознательной жизни она знала, что отец умеет читать |ее мысли. Он до того точно их узнавал, что становилось страшно. Так было и сейчас.
– Ничего, – еще раз сказала она.
– Что-нибудь с Зиком?
Она кивнула.
– Вчера ночью мы поссорились.
– Навеки?
– Мне не хотелось бы говорить об этом. Не сейчас. Извини и пойми меня.
Он глядел в окно поверх апельсинового дерева.
– Пойду-ка я побреюсь. Мне сегодня надо пораньше быть на работе.
Он направился в ванную. Для отца самое скверное начинается в тот день, когда он снимает с себя функции главы семейства. Когда приходит время отказаться от руководства. Теперь все стоят на своих ногах. И если кто-то из них упадет, тебе их не поднять. Теперь не пойдешь в школу поговорить с учителем. Настало время, когда помочь им уже нельзя, как бы ни хотелось, как бы ни ощущалась их боль.
Пэтти варила новую порцию кофе, когда вплыла Ингрид.
– Застегни мне молнию, сестренка, – попросила она. На ней было легкое голубое летнее платье. – Если у меня когда-нибудь будет свой дом, – продолжала Ингрид, – то там будет десять комнат и в каждой ванна. Папа бреется, а в очереди уже стоит Майк. А где Д.К.?
– Часов в пять он попросился на улицу.
– В пять! Значит, ты не спала. Я знала, что ты не уснешь, и я рада, потому что ты должна обо всем как следует подумать. Если бы такое случилось со мной, я бы сказала себе…
– Мне все равно, что бы ты сказала себе.
– Прости, сестрица. Зик – это чудо. Такого ты никогда больше не встретишь, и нельзя просто так взять и пройти мимо. Если бы он был не таким старым, я бы сама вышла за него замуж.
Она на цыпочках подошла к задней двери. Открыла и свистнула.
– Интересно! Куда же подевался наш кот? Да, забыла тебе сказать, Зик хочет взять его еще раз сегодня вечером. Он просит не выпускать его целый день, дать ему возможность хорошо отдохнуть и успокоить нервы.
Пэтти включила кофеварку в сеть.
– Дело твое. Меня дома не будет. У меня свидание с Грегом.
– С Грегом! – в ужасе отозвалась Ингрид. – Ты идешь на свидание с ним просто назло Зику. В нашем школьном курсе человеческих отношений подробно говорится об этом. Последствия такого поступка бывают ужасными. Дело не в том, что Грег неинтересен, но если заглянуть в будущее, когда вам с Зиком будет уже за тридцать и физическая привлекательность потеряет свое значение… Как я уже сказала, Грег – интересный мужчина, и я бы вышла за него замуж, если бы не Зик, но такого, как Зик, не найдешь, второго такого на свете нет.
Пэтти с раздражением предложила:
– Почему бы тебе не выйти замуж сразу за обоих и тем самым решить за меня все проблемы?
– Сестренка, ты знаешь, что я просто хочу тебе помочь. Ты смотришь на ситуацию лишь со своей колокольни. До тебя не доходит, что сейчас мы решаем вопрос на всю жизнь, кто станет моим шурином.
– И моим, – подал голос Майк, энергично врываясь в комнату. – Доброе утро, – сказал он сестрам. И продолжил: – Свой голос я подаю за ФБР.
– Он подслушивал, – с упреком произнесла Ингрид. – Он стоял в холле и подслушивал.
– Мне придется снять напрокат римский цирк, – горько заметила Пэтти. – Тебя хочет видеть Грег. Прямо сейчас.
– Грег? С какой стати?
– Откуда мне знать? Он тут шнырял в кустах под моим окном в пять часов утра.
– Зачем? – спросила Ингрид.
– Пойду выясню, – сказал Майк.
Пэтти крикнула вдогонку:
– Завтрак через десять минут. Слышишь, через десять минут!
– Сестренка, – нерешительно заговорила Ингрид, потягивая апельсиновый сок.
– Я сказала – нет.
– Но ты даже не выслушала…
– И все равно – нет. Особенно, когда ты разговариваешь в таком тоне.